– Пуговицы и сапоги не могут убить вас.
– Я не согласна. Пуговицы, сапоги, маневры – часть необходимой дисциплины. Честно говоря, одно из первых, что я заметила, – прекрасное состояние вашего мундира. Он много рассказал мне о том, что вы за человек.
– Так что я за человек? – Гриир получал истинное удовольствие. Ему ужасно нравилось, когда они вот так вдвоем шли и разговаривали, обмениваясь догадками, которые воспитанные светские люди сочли бы слишком откровенными между мужчиной и женщиной.
– Мужчина, на которого можно положиться. Способен соблюдать заданные правила. – Она бросила на него уклончивый взгляд. – В тот вечер в Брайтоне полковник Франклин не заставлял вас чистить пуговицы, но тем не менее они были начищены. Вы можете сколько угодно ругать правила, но будете следовать им.
Гриир издал недовольное ворчание. Он был не уверен в том, что ее выводы можно считать лестными.
– Вы изобразили меня какой-то тряпкой, как будто я не способен мыслить самостоятельно.
– Совсем нет. Я ни минуты не считала вас слабаком. Следование правилам делает вас человеком дисциплинированным, надежным. Я нахожу это качество очень привлекательным. – Мерседес улыбнулась. Такая улыбка предназначалась для темноты спальни, но никак не для яркого послеполуденного солнца в городском парке.
Теперь она открыто кокетничала с ним. Впервые после Бошэма. Гриир почувствовал возбуждение. Понимала ли она, какой фитиль поджигает? Гриир ни когда в жизни не встречал столь загадочной женщины. Все в ней манило его, тело, ум. Сама природа ее чувственности была словно заманчивое, но опасное приглашение, а ум поражал интуитивным знанием человеческой натуры. Понять ее до конца стало бы головокружительной наградой. Гриир не верил в то, что кому-нибудь удалось ее завоевать, тем не менее был уверен: многие мужчины уже успели потерпеть неудачу, пытаясь ее заслужить.
– Цирцея, – тихо сказал он, решив принять все как есть. Если Мерседес хотелось играть в эту игру, кто ей запретит? Гриир не сомневался в своих способностях. Возможно, именно ему удастся выиграть приз.
– Прошу прощения.
– Вы, – пробормотал Гриир. – Вы Цирцея – сирена из гомеровской Одиссеи.
Мерседес тряхнула головой. Маленькие бриллианты в ее ушах сверкнули, дополнив соблазнительное движение, приковывавшее взгляд к лицу.
– Скажите, Цирцея играла в бильярд?
Гриир засмеялся.
– Она была, цитируя Гомера, «прекраснейшей из бессмертных». Заманивала мужчин, но, когда они влюблялись в нее, Цирцея превращала их в животных.
Мерседес вскинула голову вбок, наградив его смутным задумчивым взглядом.
– Значит, вы полагаете, я имею привычку опускать мужчин до уровня их низменных инстинктов? Мне кажется, мужчины сами с этим прекрасно справляются.
– Мерседес, я просто думаю, вы точно знаете, как повлиять на мужчину.
Они подошли к старому раскидистому дубу, который скрыл их от прочих посетителей парка. На большую интимность рассчитывать не приходилось. Теперь игра становилась опасной. Как далеко он посмеет зайти? Как далеко позволит ему зайти она?
– А Цирцея? Она понимала, что будет с мужчинами, которых она заманивала? Или это было своего рода проклятием? Я должна сознаться, что не слишком преуспела в изучении классики в школе.
Гриир мог себе представить. Мерседес относилась к числу практических натур. Классическая литература не могла привлечь ее внимание, если не рассказывала о том, как превратить металл в золото.
– А что вам хорошо давалось?
В ее глазах мелькнуло озорство.
– Гадание по руке. Если хотите, могу погадать вам. – Она взяла его руку и повернула ладонью вверх.
– Вам в школе и это преподавали? – Занятная, должно быть, школа.
– Нет, – Мерседес внимательно изучала его ладонь, – меня научили цыгане. Их табор каждую весну появлялся неподалеку от школы.
– И вы бегали к ним? – Гриир надеялся, что ее взгляд не опустится ниже. Его и без того тесные брюки являли собой впечатляющее зрелище. Необходимо привести себя в порядок, прежде чем они снова двинутся.
– Конечно. – Она мельком взглянула вверх, а потом добавила: – Отец не знает.
Ему следовало знать.
Гриир засмеялся:
– Ну, давайте. Рассказывайте, что вы там видите. – Кроме мужского достоинства, которое во всей красе торчит в нескольких дюймах от вашей юбки. Придется носить более темные брюки. В светло-коричневых ничего не скроешь.
– Для начала скажу, у вас воздушная рука, а значит, квадратная ладонь и длинные пальцы. – Мерседес медленно провела пальцем по краю его ладони. – Ваши длинные пальцы я заметила в первый же вечер.
– Воздушная рука? Это хорошо или плохо? – На самом деле его это нисколько не заботило, просто нравилось чувствовать прикосновение ее пальцев к ладони.
– Ни то ни другое. Это просто определение ваших особенностей. Вам нравятся интеллектуальные задачи. Вы быстро начинаете скучать. Это объясняет ваше увлечение военной службой и стремление из бежать жизни на ферме. Вы так не думаете?
Они снова вторгались на сугубо личную территорию. Но на этот раз Гриир предпочел скромно уклониться. Он поймал ее взгляд из-под темных ресниц и решил изобразить скептика.
– Я бы поверил, если бы сам не говорил вам об этом. Откуда мне знать, что вы не соединяете известные факты и придумываете что-то соответствующее?
– Вы должны верить мне. – Она развела его пальцы в стороны и принялась изучать каждый в от дельности. – Смотрите сюда. – Мерседес облизнула губы и стала похожа на распутницу, совсем как цыганка. Гриир окаменел. Следующие слова едва не убили его. Она погладила его ладонь. – Вы очень чувственны и большой мастер в любовных утехах.